Возле воинского обелиска на берегу
Уже давно, задолго до войны, я перестал замечать советские символы на этих воинских обелисках. Для меня эти памятники стали не мемориалами «той войны» или «подвигу советского народа», а метками, знаками о непрожитых жизнях, о сломанных судьбах, об обычном людском горе. Не важно, что там «красная звезда». Другое главное – кто прошел здесь 70 лет назад, и кто остался лежать в этой земле навсегда. Наверное, это возрастное. Наша война только усилила это чувство из-за того, что самому уже пришлось хоронить людей, которые хотели жить, любить, растить детей.
Поэтому, когда я слышу отголоски вражеской пропаганды про «высокие цели», ради которых все это, ради чего убивают людей… Ради империи «славянского мира»… Ради «борьбы с фашизмом»… Ради «единственного духовного народа-богоносца»… Ради «третьего Рима, хранителя православных традиций, окруженного злобными врагами»… Когда я всю эту муть и гадость, пожирающую человеческие жизни, слышу, то… У@бать чем-то тяжелым, в первую очередь, конечно, хочется… Но главное – надо сделать все, чтобы вырастить детей со стойким отвращением ко всей этой «высокодуховной» гадости. Привить им иммунитет от любой пропаганды на эту тему, от любого условного телевизорного гонива, от этих вирусов величия и божественности. Только человеческая жизнь имеет ценность. Только защита своей Родины и своей семьи имеет смысл.
Этот обелиск стоит на берегу Бугского лимана в селе Лиманы Витовского района. Здесь весной 44-го года прошел с боями 384-й Отдельный Николаевский батальон морской пехоты под командованием майора Котанова. Дошел до Богоявленского и отправил в вечность десант Ольшанского.
Попытайтесь представить – что думали, чем жили бойцы той войны. Вот, может быть, вам помогут слова Константина Ольшанского из письма к жене:
— Как много жуткого я увидел! Я, помимо команд, говорю теперь два три слова в день
Или стихотворение командира отделения 384-го батальона морской пехоты старшины 2-й статьи Дитяткина:
На заграждения брошены бушлаты,
В окоп пробились мы гранатой и штыком,
В крови от ран отставшие ребята
За нами вслед карабкались ползком.
Лежит матрос, кровавая тельняшка,
Земля вокруг успела догореть,
А рядом — уцелевшая ромашка
Глазами жизни созерцала смерть.
